«За 14 с половиной миллионов долларов ушла с молотка картина Валентина Серова».
Больше года назад состоялись сенсационные торги Сотбис, когда все культурные новости начинались с этой фразы: «За 14 с половиной миллионов долларов ушла с молотка картина Валентина Серова». «Портрет Марии Цетлиной» был выставлен на торги муниципалитетом израильского города Рамат-Ган.
Картина долгое время считалась утраченной, и лишь в 1996 году, после открытия музея в Рамат-Гане, ее местонахождение стало известно. Незадолго до аукциона было объявлено, что средства от продажи работы будут направлены на развитие музеев города Рамат-Ган, в частности, на развитие именно Музея русского искусства.
Покупатель портрета неизвестен, лот приобретен по телефону. Предыдущий рекорд Серова был установлен в 2012 году, когда на аукционе FAAM (Fine Art Auction Miami) в Майами «Портрет Оскара и Розы Грузенберг» (также долгое время считавшийся утраченным) был продан за $4,1 млн (цена молотка) при верхней границе эстимейта $200 тыс.
Эта сенсационная, что тут говорить, продажа привлекает внимание к ряду вопросов, касающихся русского арт-рынка, музейных и частных собраний и коллекционирования русского искусства.
Почему не самая известная картина Серова была оценена рекордно дорого в сравнении с более известными картинами художника? Что в ней такого особенного? Ведь вполне возможно, что это полотно мы более никогда не увидим: его не покажут на юбилейной выставке в Третьяковке, или на выставках, посвященных мировому искусству? «Портрет Марии Цетлиной» исчез в 2014 году наверное навсегда, потому как о имени нового владельца ничего неизвестно. Он пожелал остаться анонимным.
В 1959 году М.С. Цетлина привезла свою бесценную коллекцию из 90 картин в Израиль, где отдает ее в дар израильскому городу Рамат-Ган. Условием дарительницы было присвоить имя Марии и Михаила Цетлиных новому музею в маленьком израильском городке. Музей русского искусства, где хранилось собрание и сам портрет, до 2014 года, охотно согласился с весьма не сложными условиями дарительницы, поменяв название на «Музей русского искусства имени Марии и Михаила Цетлиных» лишь только в 1996 году. Как видите — принципиально название не поменялось.
Но кем была семья Цетлиных, в коллекции которых набралось 90 бесценнейших картин?
Михаил Осипович и Мария Самойловна Цетлины, познакомившиеся и обвенчавшиеся в 1910 году в Швейцарии, постоянно жили за границей, хотя ненадолго и вернулись в Москву после Февральской революции, посчитавши свержение царизма благом для России.
Оба они происходили из состоятельных семей, он — совладелец чайной компании, она — дочь крупного ювелира. Интеллектуалы, меценаты, коллекционеры.
В зиму 1917/18 года в Москве Цетлины собирали у себя поэтов, кормили, поили; время было трудное, и приходили все — от Вячеслава Иванова до Маяковского. Михаилу Осиповичу нравились все: и Бальмонт, который импровизировал, сочинял сонеты-акростихи; и архиученый Вячеслав Иванов; и Маяковский… и полубезумный, полугениальный Велимир Хлебников. Вот только Осип Эмильевич Мандельштам несколько озадачивал хозяина: приходя, он всякий раз говорил: “Простите, я забыл дома бумажник, а у подъезда ждет извозчик…”
Дом Цетлина на Поварской захватили анархисты во главе с неким Львом Черным. Цетлины надеялись, что большевики выгонят анархистов и вернут дом владельцам. Анархистов действительно выгнали, но дома Цетлины не получили и решили уехать в Париж. Уехали они летом 1918 года вместе с Толстыми (Алексей Николаевич довольно часто бывал у Цетлиных). В Париже Цетлины давали деньги на журнал “Современные записки”, некоторое время поддерживали Бунина и других писателей-эмигрантов. Потом они уехали в Америку».
Цетлины умудрились сохранить свою коллекцию искусства во время скитаний по странам и континентам (они уехали из Парижа в Нью-Йорк в 1941 году, оставив коллекцию во Франции, и Мария Самойловна вернулась за ней лишь в 1947-м, уже после смерти мужа, и переправила ее в США). Коллекция была сравнительно небольшой: акварели Максимилиана Волошина, театральные эскизы Михаила Ларионова, Наталии Гончаровой, Леона Бакста, графика Александра Бенуа, работы Филиппа Малявина, Дмитрия Стеллецкого, Маревны — весь цвет парижской эмиграции (кроме Волошина, конечно), всего около 80 вещей. А также портрет работы Серова, написанный в 1910 году в Биаррице, где у Цетлиных была вилла, и еще три его работы: акварельный портрет Анны Цетлиной (матери Михаила Осиповича) и два рисунка — обнаженная натурщица и еще один портрет Марии.
Марии Самойловне хотелось сохранить это собрание целиком, а не делить между тремя детьми. Почему для этих целей был выбран именно Рамат-Ган, не совсем понятно. Так или иначе, коллекция досталась городу, в котором тогда не было не только музейного здания, но и вообще музеев. Коллекция в течение десятилетий хранилась кое-как, и около тридцати работ было утрачено. В 1996 году Музей русского искусства имени Марии и Михаила Цетлиных в Рамат-Гане, наконец, обрел помещение — небольшое здание, в котором всего четыре зала и размещается еще один музей, посвященный азиатскому искусству. Из коллекции Цетлиных в экспозиции демонстрируется около 15 произведений. Денег нет, судя по всему, ни на что. У музея даже сайта, даже странички в интернете нет.
И вот вице-мэр города Рамат-Ган Муки Абрамович и главный куратор и художественный директор музеев Рамат-Гана (их там четыре) Меир Ааронсон решили сыскать средства на благоустройство музеев города и Музея русского искусства в частности. Вот что они сообщили аукциону Christie’s: «Более 50 лет назад мэрия Рамат-Гана пообещала семье Цетлиных, что коллекция будет хорошо представлена, занимая весомое место в культурной жизни города. Чтобы выполнить это обещание, мэрия приняла решение обновить выставочное пространство и улучшить доступ к нему более широкой аудитории. Из практики ведущих музеев мира Рамат-Ган почерпнул, что результаты успешного аукциона могут значительно повлиять на будущее музеев.
Коллекция четы Цетлиных очень большая и важная. Продажа одной работы для того, чтобы принести пользу всему собранию в целом, является правильной практикой в музейной сфере.
Коллекция включает значимые произведения русских художников, в том числе и четыре работы Валентина Серова, среди которых портрет Марии Цетлиной. Средства от продажи будут использованы для обновления экспозиции коллекции, расширения выставочного пространства и будущего развития культуры и искусства города Рамат-Гана».
Здесь можно вспомнить о проблеме, время от времени занимающей художественное и музейное сообщество: допустимо ли продавать вещи из музеев?
В разных странах на этот счет существуют разные законодательства. В большинстве стран Европы диаксация (de-accession, то есть продажа музейных произведений с целью закупки более нужных музею) запрещена. В США разрешена и практикуется, вызывая, тем не менее, многочисленные споры. В России, как и в Европе, из музеев тоже ничего продавать нельзя, хотя вроде бы так соблазнительно…
История с продажей серовского портрета демонстрирует, в том числе, и то, чем может обернуться диаксация.
В Израиле существует закон о вывозе художественных ценностей, но он запрещает вывозить лишь еврейские рукописи старше 300 лет и археологические артефакты, найденные после 1971 года. Так что формально никто ничего не нарушил.
Пригласили экспертов Christie’s, выбрали один экспонат и выставили на торги. Почему именно портрет Марии Цетлиной, по сути, главный шедевр коллекции? Потому что, во-первых, муниципалитету на строительство нового музейного здания нужно 15–20 млн шекелей (это около £3 млн, и никакая Маревна столько не стоит, и акварели Волошина тоже, и даже графические Ларионов с Гончаровой из цетлинской коллекции, вместе взятые), а во-вторых, как уже говорилось, эксперты Christie’s в русском искусстве разбираются: понятно ведь, что вещь для аукциона им нужна была первостатейная. Здесь примечательный момент: почти до самого аукциона в Рамат-Гане никто ничего о предстоящей продаже не знал, то есть никто из тех, кому вообще-то надлежало бы это знать. Например, депутат Кнессета Леонид Литинецкий в программе «Герой дня» на 9-м канале израильского телевидения жаловался, что узнал о том, что портрет пойдет с молотка, лишь «в субботу вечером», то есть меньше чем за двое суток до аукциона.
Так-то многие знали и призывали остановить продажу, говорили, что это все равно как если бы Лувр ради нового здания решил продать «Джоконду», предлагали обратиться в суд, активисты провели протестный марш, собравший, кажется, около 150 человек, но безуспешно. Сказано — сделано.
Другие картины художника росли в цене медленно, но то, что возрождение Валентина Серова началось — уже ни для кого не секрет.
Вот некоторые из них:
• Охота с борзыми. 1906. Бумага на картоне, гуашь, акварель. $363,2 тыс.Sotheby’s, Нью-Йорк, 26 апреля 2006.
• Тарас Бульба с сыновьями. 1889. Холст, масло. $505,6 тыс. Uppsala, Уппсала, 2 декабря 2008
• Портрет Прасковьи Мамонтовой. 1887. Холст, масло. $1,9 млн. Sotheby’s, Лондон, 26 ноября 2012.
• Портрет Оскара и Розы Грузенберг. 1910. Холст, темпера. $4,6 млн. Nader’s & Fine Art Auctions, Майами, 6 декабря 2012.
• Женский портрет (Мария Якунчикова?). 1892. Холст, масло $1,3 млн. Sotheby’s Лондон, 25 ноября 2013
К слову, в последний раз мы видели «Портрет Марии Цетлиной» на выставке в Третьяковке, в рамках мероприятия «Русское искусство в коллекции Цетлиных» c 6 июня по 6 июля 2003 года. С тех пор, до самого аукциона, о судьбе коллекции и самого портрета ничего не было известно.
Я не буду возмущаться действиями властей Рамат-Гана, уже поспешивших объявить, что вот прямо сейчас, получив деньги за портрет Цетлиной, они начнут строить новое музейное здание, где подобающим образом будет размещена вся коллекция. И тем более не буду строить предположений относительно коррупционной составляющей всего этого «дела» и относительно «тайного заказа» хищного коллекционера, разыскивающего по мировым закоулкам шедевры и «разводящего» их простодушных владельцев, не подозревающих о том, какими сокровищами они обладают. Хотя знаю, что такие предположения существуют. Как существуют и коллекционеры, понимающие, что именно они приобретают, пусть и за огромные деньги: не просто шедевр, а еще и славу себе и, что уж там, русскому искусству.
Ведь основу большинства знаменитых музейных собраний — не только в России, но и во всем мире — составляют именно частные коллекции. Которые рано или поздно становятся общественным достоянием. Грустно, конечно, что вот сейчас Параша Мамонтова, Грузенберги, Цетлина — где-то там, у неизменных и загадочных «неизвестных покупателей по телефону».
Кто все это покупает и зачем?
Понятно, что из коллекционерского азарта и чтобы повесить на стенку, любоваться и гордиться, но ведь картины должны жить, их нужно выставлять, изучать, публиковать, делать с ними всякие интересные экспозиции, сличать и сравнивать. Ну что ж, в конце концов, многие современные коллекционеры русского искусства говорят о мечте сделать когда-нибудь из своей коллекции музей. И даже делают. Так что, может быть, «племя младое, незнакомое» будет смотреть в каком-нибудь таком музее на портрет Марии Цетлиной так же, как сегодня публика глазеет в Третьяковской галерее на «Девушку, освещенную солнцем», купленную Третьяковым вопреки общему передвижническому недоумению и недовольству. И никто уже не скажет, что это второсортный портрет второстепенного художника.
По материалам Артгид